СЕМИРЕЧЕНСКОЕ КАЗАЧЬЕ ВОЙСКО
Форма входа

Меню сайта

Календарь
«  Июнь 2017  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
   1234
567891011
12131415161718
19202122232425
2627282930

Друзья сайта










Архив записей

Новые фотографии

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Приветствую Вас, Гость · RSS 19.03.2024, 13:12

Главная » 2017 » Июнь » 5 » Общественный деятель Мухамет Хаджи САДЫКОВ – то ли не здоров на голову, то ли провокатор?!.
11:24
Общественный деятель Мухамет Хаджи САДЫКОВ – то ли не здоров на голову, то ли провокатор?!.

Падкая на бульварные сенсации негосударственная казахстанская газета «Караван» в очередной раз решила сделать себе рейтинг продаж, опубликовав в своём издании за №16 от 5 мая текущего года «познавательно-исследовательский труд» г-на Мухамет Хаджи Садыкова, в редакции корреспондента Марины Хегай, с громким заголовком «Служение и смерть генерала Корнилова» с припечатанным ниже, на фотографии главного героя произведения, сожалением: «Легендарному русскому генералу Лавру Корнилову уже шесть лет не могут установить памятнику (орфография с оригинала) в Омске».

Из содержания прочитанного возникло ощущение, что редакция газеты ещё не отошла от празднования, особенно чтимой жёлтой прессой даты: 3-го мая – Всемирного дня свободы печати, и, не напрягаясь на изучение и анализ доступного исторического материала, срочно запустила «горячий свежачок» в народные массы, как же, очередной родственник объявился, к тому же с претензиями! ...

Полностью материал-опровержение последует ниже. А пока сам материал из "Каравана"...

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сыну казашки и казака генералу Корнилову не могут поставить памятник в Омске

Легендарному русскому генералу Лавру КОРНИЛОВУ уже шесть лет не могут установить памятник в Омске.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 


 

 

 

Сын казашки и казака

Верховный главнокомандующий Русской армией (август 1917 года), участник Гражданской войны, один из организаторов и главнокомандующий Добровольческой армии, вождь белого движения на юге России, государственный и военный деятель Лавр Корнилов (1870–1918) – родом из казахских степей. Удивительно, что о его жизни еще не снят фильм – могли бы получиться как военно-историческая драма, так и шпионское кино. В ближайшем будущем восполнить этот пробел намерен один из потомков Корнилова, президент фонда “Евразия-мир”, общественный деятель Мухамет Хаджи САДЫКОВ. Во время своего приезда в Алматы он рассказал, что и открытие памятника, и съемки фильма – не за горами:

– Сам памятник уже готов, постамент 6 метров, в длину – 15 метров, выполнен из бронзы, он уже несколько лет хранится в ангаре моего родственника. Из-за административных препон не могу купить землю под него. В Омске есть улица Мартынова, там стоят памятники всем великим людям области, там же я хотел бы установить монумент Корнилову. Я человек настырный – сначала там поставлю, потом обязательно в Каркаралинске, на меня уже выходили местные жители.

Корнилов – вдохновитель и лидер контрреволюции, был одним из самых знаменитых генералов Русской армии. Биография этого необычайно харизматичного военачальника начинается под Карагандой. Хотя некоторые источники приписывают ему рождение в станице Усть-Каменогорской. Лавр появился на свет в Каркаралинске в семье казашки из рода керей Гульшары и казака Георгия. Там по сей день находится Дом-музей Корнилова. Этот межэтнический брак заключался по расчету, как своего рода залог мира и безопасности.

– Всякое в те времена бывало, казаки пьяными приезжали, угоняли скот, беспредельничали, – продолжает Садыков. – Наш прапрадед был волостной, его предки друг другу передавали волость Сарыколь, которую позже переименовали в Полтавский район. Рядом Исилькуль и Шербакуль – районы в Омской области, которые до сих пор существуют. Там жила до замужества мать Корнилова – Гульшара Баимбет-кызы. Однажды был такой страшный случай, брат Гульшары, Нугурбек, ему тогда было 12 лет, читал вечерний намаз, в это время приехали казаки. Зашли в дом, подросток не бросил молиться. Тогда один из казаков за то, что он не поднялся, отрубил мальчику голову… После этого мой прапрадед Баимбет вынужден был свою дочку отдать за сына Корнилова, они и раньше просили породниться. Благодаря этому браку Баимбет сохранил свой род и свое поголовье, у него было 16 тысяч лошадей. Каждый год порядка

30 лошадей он отдавал царской армии. Лошади были необычной породы, кучерявые. Когда последний раз Николай II приезжал в Омск, свой фаэтон запрягал этими красавцами, а потом эту карету подарил моему прапрадеду. Мы ее хранили. В фильме о Корнилове эта карета обязательно появится. Там внутри гламур: велюр, зеркала, очень богатое убранство.

 

Другая вера

У Садыкова хранится доверенность, в которой говорится, что маленького Лавра отдают на воспитание деду – отцу матери, Баимбету. В ауле под Омском Корнилов рос до поступления в кадетский корпус. Там у него была любимая лошадь по кличке Дилдаш. Внешне Лавр Георгиевич был типичным выходцем из казахских степей – материнские гены возобладали. Его азиатская внешность порой становилась предметом для пересудов и комментариев. Уже в наши дни, опять же из-за внешности, пошли разговоры, что Корнилов – калмык. Мухамет Хаджи Садыков посчитал делом чести навсегда закрыть вопрос о происхождении легендарного предка и в 2003 году даже судился в Москве с теми, кто не признавал казахские корни генерала.

– Корнилов родился в Каркаралинске, у нас есть документы, это подтверждающие. Сейчас уже все сомнения на эту тему отпали. То, что главнокомандующий российской армией был наполовину казах, кому-то, возможно, не нравится, но это правда. У меня дядя возле Кокшетау живет, ему сейчас 92 года, так они с Лавром Георгиевичем похожи как две капли воды.

Многие пишут, что мать Лавра Корнилова была крещеной, как и он сам.

– Наоборот, Гульшара хотела, чтобы Георгий, ее супруг, принял ислам. Мой прапрадед дал Лавру второе имя – Лекер – и сделал обрезание. Деды и прадеды его были глубоко верующими, думаю, что он знал все суры. Считаю, что с ним так жестоко поступили в том числе из-за того, что он был другой веры…


Военная карьера

Корнилов получил превосходное военное образование – в Омске и Санкт-Петербурге, знал множество иностранных языков – китайский, английский, французский, фарси. После учебы служил в Туркестане, выполнял различные дипломатические и разведывательные задания в Афганистане, Иране, Кашгаре, Индии. Эти экспедиции всегда были рискованными – Корнилову приходилось менять облик, выдавать себя за купца или путешественника и вести конкурентную борьбу с английскими разведчиками. Есть сведения, что он не раз посещал город Верный. Им были подготовлены обзоры стран Среднего Востока, а работа “Кашгария и Восточный Туркестан” была издана книгой. В 1907 году служил военным атташе в Китае.

После русско-японской войны получил чин полковника. С начала Первой мировой в 1914 году Корнилова назначают командовать 48-й пехотной дивизией. Впоследствии эта дивизия получила название “Стальная” за свои боевые качества и бесстрашие, став лучшей в русской армии. В эти годы ему было присвоено звание генерал-лейтенанта. Во время отхода армии, который прикрывала “Стальная” дивизия, в Закарпатье Корнилов был ранен и вместе со своими бойцами попал в плен к австрийцам. Он несколько раз пытался бежать, но только через год попытка обернется удачей. По возвращении в Россию летом 1916 года о нем говорили и писали все газеты, он стал самым популярным генералом армии. Уже в сентябре Лавр Георгиевич возвращается на Юго-Западный фронт и командует 25-м армейским корпусом. Далее он назначается на пост командующего войсками Петроградского военного округа. Вскоре Николай II отрекается от престола, и именно на плечи Корнилова, согласно занимаемой им должности, легла участь произвести арест царской семьи.

 

Ни тела, ни праха

В июле 1917 года популярного военачальника назначают Верховным главнокомандующим. В августе глава Временного правительства Керенский приказывает Корнилову сложить с себя полномочия Верховного главнокомандующего, обвинив генерала в заговоре. Генерала и его ближайших соратников помещают в тюрьму, откуда он сбегает. Корнилов отправляется на Дон, где становится соорганизатором Добровольческой армии для борьбы с большевиками.

Но 31 марта (13 апреля) 1918 года его убивают при штурме Екатеринодара (ныне Краснодар). В дом, где находился Корнилов, залетел единственный снаряд и убил только его. Генерала тайно похоронили, но большевики нашли могилу и опознали умершего по погонам. А затем изощренно измывались и глумились над безжизненным телом белого генерала – протыкали шашками, бросали камни, кидали на землю, плевали в лицо и в конце концов сожгли. Всё это делалось красными командирами при попустительстве толпы.

– Ни тела, ни праха, ничего не осталось от Корнилова. Я несколько раз ездил в Краснодарский край, на место, где была станица, искал хоть какие-то следы. Вдруг кто-то знает, слышал, где могут быть захоронены хоть какие-то останки. Это вообще не люди, столько ненависти было к нему, – говорит Садыков.

Если бы Лавр Корнилов не погиб, то коммунисты, возможно, и не пришли бы к власти, и вся дальнейшая история Страны Советов была бы под вопросом…

– Я благодарен генералу Деникину, который во время революции отправил многих детей, в том числе детей Корнилова, в Европу. Они там и остались. Сейчас его правнучки живут в Каннах и в Брюсселе, – завершает Мухамет Хаджи Садыков.

Автор: Марина Хегай
 

 

ОПРОВЕРЖЕНИЕ

 

Снова объявился очередной претендент на лавры генерала Лавра Корнилова…

Падкая на бульварные сенсации негосударственная казахстанская газета «Караван» в очередной раз решила сделать себе рейтинг продаж, опубликовав в своём издании за №16 от 5 мая текущего года «познавательно-исследовательский труд» г-на Мухамет Хаджи Садыкова, в редакции корреспондента Марины Хегай, с громким заголовком «Служение и смерть генерала Корнилова» с припечатанным ниже, на фотографии главного героя произведения, сожалением: «Легендарному русскому генералу Лавру Корнилову уже шесть лет не могут установить памятнику (орфография с оригинала) в Омске».

Из содержания прочитанного возникло ощущение, что редакция газеты ещё не отошла от празднования, особенно чтимой жёлтой прессой даты: 3-го мая – Всемирного дня свободы печати, и, не напрягаясь на изучение и анализ доступного исторического материала, срочно запустила «горячий свежачок» в народные массы, как же, очередной родственник объявился, к тому же с претензиями!

Если бы эта изложенная в статье ахинея не стала предметом для обсуждения в моём многонациональном дружном коллективе, не обратил бы на это внимание: сколько сейчас сознательных вбросов заполонило просторы интернета и печати, которые однобоко или не претендуя на достоверность, имеют цель исказить исторические события, посеять среди народов Казахстана недоверие друг к другу, смакуя имевшие когда-то место разногласия, отдалить и разобщить спаянное многими годами единство.

Какие только автобиографические версии происхождения и становления Л. Г. Корнилова не гуляют в интернете и в печатных изданиях, особенно популярны эти изыскания у нас в Казахстане, перечислять их не хватит печатных страниц, да и пользы от этого абсолютно никакой.

Не дающие некоторым покоя азиатские черты облика Лавра Георгиевича Корнилова предписывают ему и калмыцкие и киргизские (казахские) корни матери, хотя везде она записана, как казачка из казачьего рода Хлыновских.

Вопрос об этнической принадлежности Корнилова остается открытым, пока не найдена метрическая запись о его рождении. Но и имеющийся документальный материал позволяет сделать выводы, полностью опровергающие вымыслы, растиражированные в газете «Караван».

Никто не даст более достоверной информации, чем его самые близкие родственники. Сохранились воспоминания родной сестры Лавра Георгиевича Корнилова – Анны, которые были опубликованы в еженедельнике «Иртыш» (г. Омск.1919 г.) №№ 24-27;35-38.

Она повествует о том, что её отец, Георгий Николаевич Корнилов, был сыном толмача – переводчика Каркаралинской станицы, кончил курс классов восточных языков, учреждённых при Омском батальоне военных кантонистов и вышел оттуда в 1853 г. младшим урядником в 7-й полк Сибирского казачьего войска в Кокпекты. В 1854 г. назначен толмачом в Кокпектинский окружной приказ. В 1860 году он был произведён в хорунжие, но в 1862 г. вышел из казачьего сословия с переименованием в коллежские регистраторы.

«…Помнится по рассказам отца, что уйти из казачества его побудило участие в сепаратистском движении Г. Н. Потанина, когда мечтали совершить отделение Сибири от России. В Кокпектах отец женился на дочери казака Парасковье Ильиничне Хлыновской.

В 1869 г. отец был переведён в Усть-Каменогорск на должность письмоводителя при городской полиции. Туда он переехал уже с довольно большой семьёй, имея трёх сыновей и двух дочерей. Жить было тяжело, жалование получал чуть ли не 8 рублей серебром: конечно, приходилось прирабатывать хозяйством.

В Усть-Каменогорске отец купил маленький беленький домик недалеко от Иртыша. В этом домике 18 август 1870 года родился Лавр, как говорили в сорочке. По народным приметам, ребёнка, родившегося в сорочке, ожидает счастье. Может быть, поэтому на Лавра с детства смотрели как на особенного ребёнка, возлагая на него большие надежды. И действительно, с первых шагов ученья и до конца дней своих он был гордостью семьи.

В 1872 г. отец был переведён на свою родину в Каркаралы на должность помощника письмоводителя при уездном правлении, потом исполнял должность письмоводителя.

За свою ревностную и усердную службу он был награждён в 1873 г. двадцатью пятью рублями, а в 1874 г. для пользы службы был причислен к Семипалатинскому областному правлению без содержания с производством в коллежские секретари. Этим, по-видимому, кончилась его служебная карьера, дальше он уже служит по вольному найму. Очевидно, казённая служба оплачивалась не так щедро, чтобы можно было содержать всё возраставшую семью.

Все эти официальные сведения я получила из аттестата отца, выданного ему в 1877 г. из областного правления, остальное же могу сообщить только из своих личных воспоминаний.

Свой маленький домик в Усть-Каменогорске, где родился Лавр, отец продал Занину и мне говорили потом, что Занин продал его под женскую гимназию.

Я была младше брата на полтора года и начинаю помнить некоторые эпизоды из своей жизни с четырёхлетнего возраста.

…Вспоминаю я Лавра маленьким, худеньким мальчиком с большой головой. По-видимому в детстве он страдал рахитизмом и, хотя не был болезненным, он выглядел слабым ребёнком. Помню, в раннем детстве мы очень дружили с ним зимой и усердно играли в куклы где-нибудь под угловым столиком. Игрушки были самые незатейливые, хороших тогда в Каркаралах не было, да и родители не имели возможности покупать их, поэтому мы отлично обходились тряпичными куклами. Вертели себе из тряпок многочисленное количество детей, купали их, мыли в бане, капризных наказывали, умерших хоронили, словом, повторяли всё то, что видели в семье, а в семье кроме нас рождались дети и умирали. Летом Лавр уже не играл со мной в куклы, но не забывал моего хозяйства и приносил мне огромную полынь, вырванную с корнем – опрокинет, бывало, её корнем вверх, и кукла, глядишь, готова. То устраивал из лопуха для меня чудесный зонтик, то принесёт с отвальных ям прихорошенькие осколки стекла и у меня поучается прекрасный сервиз.

В семь лет Лавр совсем отбился от моей компании: он научился читать и я его помню за какой то большой книгой вроде «Нивы», которую он ставил перед собой на стол и, не отрываясь, читал.

Летом, когда Лавру исполнилось семь-восемь лет, у нас родился младший брат Пётр. Рождение его мы встретили с восторгом и наперебой принялись няньчиться с ним. Помню, спорили о том, кому мыть пелёнки, но у мальчиков пыл скоро прошёл и они охотно уступили мне привилегию возиться с малышом. Зимой ещё разделял со мной этот труд Яша, а Лавр весь ушёл в ученье и книги, его совершенно не слышно было в доме.

Детских книг для чтения в доме не было, да и в школе для такого возраста было мало: что он читал, не знаю, но только Лавр был неразлучен с книгой…

ПОТОМ НАЧИНАЮ ПОМНИТЬ УЖЕ БОЛЕЕ СОЗНАТЕЛЬНЫЙ ВОЗРАСТ. Сестра Вера уехала в Семипалатинск, а мы четверо учились в школе. Отец занимал службу при уездном правлении разъездную и мы редко видели его дома. Он был человек очень неглупый, развитый по своему времени, хороший семьянин, но жить с семьёй ему приходилось мало и он неумело принимался в свои редкие наезды за наше воспитание. Помню, он хотел развить в нас религиозное чувство. Выстроит, бывало, нас в большой комнате, так называемом зале, перед иконами и заставит читать молитвы по очереди. Мы не любили этих молений, всячески отлынивали от них, и старшие устраивали всегда так, что только нам с Яшей приходилось по очереди читать молитвы. Молились долго, с коленопреклонением и скучно.

Отец был с нами ласков, никогда не наказывал, а между тем мы его очень боялись и дисциплина при нём была образцовая. Например, он не позволял вмешиваться в разговоры старших, перебивать речь другого, рекомендовалась часто пословица «ешь больше – говори меньше», поэтому мы при отце за столом сидели молча и все выжидали очередь говорить, да так совсем не вступали в разговоры. Зато, когда уезжал отец, надзор был много слабее, общая молитва упразднялась, за столом было оживление, а в долгие зимние вечера садились за общий стол готовить уроки в присутствии матери, которая сидела тут же с какой-нибудь работой.

Керосину в то время в Каркаралах не было, стеариновых свеч в доме не водилось, и освещались сальными свечками собственного изделия. Приготовив уроки, старшие мальчики принимались читать книги, принесённые из школы, больше исторического содержания. Благодаря этим чтениям мы рано изучили русскую историю, особенно рано интересовались войнами. Любимыми героями были Суворов, Кутузов, Скобелев, генералы Отечественной войны, с которых у нас были гравюры, и участники Севастопольской кампании, которою в то время очень интересовались старшие.

С тех пор и детские игры приняли другой характер. Когда старшие уходили в гости, дом поступал в наше распоряжение, мы строили крепости, ставили памятники, делали набеги, вылазки, устраивали охоту на диких зверей и т. д. Помню и такие вечера, когда даже и отец принимал участие в военных играх. У мальчиков было много бабок – асыков, как мы их звали. С этими бабками дети и отец устраивались на полу в зале и начинались примерные сражения.

Раскрашенные бабки изображали полководцев, делались различные построения, а потом с криками «Ура» братья двигали свои полки и сбивали строй друг у друга. Победителем всегда бывал Суворов, любимый герой Лавра…

В 1882 г. Лавр кончил училище и в этом же году, расставшись с Каркаралами, нашей второй родиной, мы уехали в Зайсан.

Переезд из Каркаралов совершился в два приёма. Сначала уехал на своих лошадях отец с сестрой Тоней и Вицентием Бунорук, это был старик поляк из повстанцев 60-х годов, он прибился к нашей семье и долго жил с нами, пока не заскучал в Зайсане и не вернулся умирать в Каркаралы. Бунорук был у нас чем-то вроде денщика: пек хлеб, готовил обед, доил коров и при случае возился с маленьким Петром. Мы любили Дедку, но иногда позволяли с ним жестокую шутку. Мы спрашивали «Расскажи, Дедка, как поляки Варшаву проспали». Старик обижался и отвечал: «Смотрите, вы не проспите своего Петенбурха». Впрочем, это было редко. Дедка скоро прощал нас и в знак своего расположения угощал нас пенками с варёного молока.

Устроившись в Зайсане переводчиком при приставстве, отец нанял квартиру и написал нам, чтобы мы выезжали. Телеграфа в то время не было, но мы уже слыхали о нём и очень интересовались им: первые телеграфные столбы мы увидели под Семипалатинском и перебегали от одного столба к другому, слушая, как идут телеграммы. Отец писал, что в Зайсане трудно приобрести хозяйственные вещи, поэтому мы повезли весь скарб с собой и выехали большим обозом. Впереди шла большая повозка, в которой сидела мама, я и маленький Петя, дальше шли четыре или пять телег с домашней рухлядью, и замыкался обоз второй повозкой с братьями Андреем, Лавром и Яшей. Везли нас на долгих (прим. «на долгих» – езда на дальние расстояния, когда путешественник нанимал ямщика «от места до места») два каркаралинских казака. Ехали прямым путём, через Семипалатинск, минуя Баян-Аул и Павлодар и на Кокпекты, минуя Усть-Каменогорск. Этим путём дорога много сокращалась и шла по ровному месту, но зато была безлюдна и опасна со стороны барантачей. К ночи останавливались мы где-нибудь около воды, где был корм для лошадей, разводили костёр, сбатовывали лошадей. Мальчики охотно принимали участие в дежурстве, они усаживались обыкновенно у костра и слушали бесконечные рассказы казаков про службу в отряде, про стоянку на постах, про столкновение с киргизами, про восстание знаменитого Кенесары, не так давно волновавшего Среднюю Орду и поднявшего её против России. Один из казаков был в отряде, который ловил этого батыра, и рассказы его были особенно ярки. Он красиво описывал, как Кенесара в своих шёлковых пёстрых халатах как загнанный зверь метался одвуконь по степи и как птица перелетал на всём скаку с одного коня на другого, уходя от погони. Мы с разинутыми ртами и замирающим сердцем слушали этот рассказ и жалко нам было этого свободолюбивого человека. Лавр десять лет спустя пытался собрать сказания про этого сына вольных степей, записывал их, но появились ли эти записки в печати, не знаю.

Питались мы дорогою скудно, край был, как я говорила, глухой, безлюдный, провизии достать было негде, с собой кроме сухарей и сушёного мяса ничего не было, приходилось добывать что-нибудь своими средствами. На стоянках братья Андрей и Лавр шли на охоту, иногда им удавалось застрелить утку или турпана – атайку, как здесь называют. А иногда натыкались на целый выводок молодых утят, славливали их, и у нас устраивалось целое пиршество. Большим удовольствие для нас было подсаживаться к костру, когда казаки варили свою «заваруху». Мы её ели с таким наслаждением….мы просто голодали дорогой, и мука, сваренная с бараньим салом, казалась нам лакомым кушаньем.

Так добрались мы до Кокпектов. Там встретили нас бесчисленные родственники со стороны матери. Были живы ещё дед и бабка, премилые старички. Погостили мы у них, отмылись, отдохнули и, снабжённые свежей провизией, живыми курами и утками на новоселье, двинулись дальше. На ночлегах у нас была новая забота: надо было выпускать на остановках птицу, накормить ё и снова засадить в короб. Только через месяц кончилось наше великое переселение и мы добрались до Зайсана. Отец выехал навстречу и привёз арбузов и дынь, которых мы, дети, ещё не видывали…

Зайсан в то время имел значение пограничного военного городка, в нём стояли два батальона, казачий полк и артиллерия. Гражданский элемент был чуть вкраплён, за уездного начальника был пристав, он же исполнял обязанности начальника гарнизона. Городок был маленький, в нём было всего четыре коротеньких улицы, казармы и заречная казачья станица. Наш дом помещался у самых казарм и мы просыпались под звуки горнистов, трубачей и барабанов, с утра до вечера слышны были сигналы, сборы, команды и т. д. Мальчики, конечно, по целым дням вились около казарм, а когда начались маневры по окрестным горам с участием всех родов оружия, то детей уже нельзя было залучить домой. Отец дал им верховых лошадей и они стали непременными спутниками знакомых офицеров. Детские игры были окончательно заброшены и все интересы сосредоточились около военных. Возможно, что эта обстановка усилила у брата любовь к военной службе, походам и маневрам…

В Зайсане отец купил дом и мы снова зажили свои гнездом. Зимой Лавр начал готовиться во 2-й класс кадетского корпуса. Учителей не было. С трудом удалось уговорить молодого офицера А. Е. Калачева, который стал заниматься с ним, но не систематически, а урывками. Конечно, мальчику трудно было учиться при такой постановке дела, однако желание попасть в корпус было очень велико и пришлось усиленно заниматься одному. Летом в 1883 г. мама повезла его в Омск. Лавр прекрасно выдержал экзамены по всем предметам, но по французскому языку провалился, тем не менее, приняли во внимание его успехи по другим предметам и зачислили приходящим (прим. «приходящий» – кадет, обучавшийся за свой счёт и приходивший в корпус только во время занятий, в отличии от постоянного состава интернов, обучавшихся за казённый счёт и живших в корпусе). Вскоре Лавр оправдал доверие экзаменаторов и в первый же год стал первым учеником, и в следующий же год его приняли на казённый счёт.

С поступлением в корпус кончается домашнее воспитание Лавра, которым руководила исключительно мать, женщина хотя безграмотная, но с пытливым умом, с жаждой знаний, с колоссальной памятью и большой энергией. Обременённая большой семьёй, почти без прислуги, она сумела руководить нашим воспитанием и привить нам любовь к чтению, особенно к истории, и училась вместе с нами…».

Описываемая в воспоминаниях обстановка и семейная среда, в которой проходило детство Л. Г. Корнилова полностью опровергают версию изложенную в своих «исследованиях» самопровозглашённым потомком М. Х. Садыковым.

При сборе этого материала случайно посчастливилось познакомиться по переписке с настоящим правнуком родного брата Корнилова Петра (в рассказе Анны он упоминается, как младшенький ребёнок в семье) – Геннадием Корниловым, проживающим в Российской Федерации, который поведал, что его прадед поручик Пётр Георгиевич Корнилов, будучи русским офицером, был расстрелян вместе с супругой в 1920 году в г. Ташкенте. Благодаря тому, что их ребёнка Егора (Георгия) под другой фамилией спрятали родственники, род Корниловым по этой ветви смог продолжаться дальше. Сам Егор Петрович Корнилов пропал без вести, защищая Родину в годы Великой Отечественной войны.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

поручик Петр Георгиевич Корнилов, младший брат Л. Г. Корнилова

 

 

В биографии Л. Г. Корнилова, г-н М. Х. Садыков делает акцент на то, что личность генерала одиозна не только деловыми качествами, а именно редким исключительным явлением: взлёта военной и политической карьеры человека с ярко выраженными азиатскими чертами лица, выходца из далёкой степной окраины Российской Империи.

Этот вектор преподнесения личности Л.Г.Корнилова легко опровергается огромным количеством примеров служения и признания заслуг государством представителей различных народов и вероисповеданий, посвятивших себя служению российскому Отечеству.

Для казахского народа широко известны имена таких деятелей, как российский офицер, разведчик и учёный Шокан Уалиханов; как оренбургский чиновник и просветитель Ыбырай Алтынсарин.

Сама история формирования состава населения военных укреплений и поселений в киргиз-кайсакской степи тесно связана с привлечением Российской империей на службу калмыков, татар, киргиз-кайсаков, как в качестве переводчиков-толмачей, проводников-разведчиков, так и включением их в казачье служилое сословие. Так как колонизация новых земельных просторов требовала новые людские ресурсы, а людей из центральных регионов России не хватало, привлекалось население приграничных регионов. Плюс был ещё в том, что местные «кадры» знали и ориентировались в специфике взаимоотношений, культурных традициях коренного населения, что было весьма важно для налаживания нормальных взаимовыгодных отношений между Российской властью и коренным населением. Так что, удивить кого-то азиатским обликом в российском чиновничьем аппарате, в военной среде, в уральском, оренбургском, сибирском казачестве было невозможно.

По подсчетам российского историка-исследователя Г. И. Успленьева, «новокрещенные киргизы» и их сыновья, числившиеся уже в качестве «казачьих детей», в 1831 г. составляли 4% сибирских линейных казаков. (Успленьев Г. И. Казахи в составе Сибирского казачьего войска // Этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий: Тез. Докл. областной науч. коф. по этнографии. – Омск, 1984. – С. 141– 142.).

Глубокое возмущение вызывает, как г-н Садыков в своих «повествованиях» расписывает историю о жестоком кощунстве со стороны пьяных казаков по отношению к мальчику-мусульманину во время молитвы, в юрте волостного чиновника.

Незнание российской истории, в том числе родного края, автором этого бреда подчёркивается нелепостью фактов, которыми он оперирует.

Волостной старшина – это категория чиновника колониального административного аппарата Российской империи. На эту должность, как правило, утверждался влиятельный представитель из числа подданного киргиз-кайсакского населения. Должность эта по наследству не передавалась. Но случаи назначения на эту должность членов одной семьи были неоднократны. Такой чиновник обладал определёнными властными полномочиями государства, мог легко нажить и врагов, особенно со стороны национальных лидеров, являвшихся открытыми противниками продвижения России. Нередко для охраны безопасности некоторых старшин, по их просьбе, выделялась даже личная охрана из числа казаков. История с вечно пьяными казаками, которые бесчинствовали и не давали покоя казахскому населению волости во главе с волостным старшиной, предком г-на Садыкова, не имеет под собой серьёзных доводов.

Даже не исключая человеческий фактор, стоит указать, что какие бы конфликтные ситуации не возникали порой между казаками и киргиз-кайсаками, но разбой, убийство или нанесение тяжкого вреда здоровью законопослушным представителям коренного населения, относившихся к категории подданных Российской империи, относились к чрезвычайным происшествиям и были уголовно наказуемы. Таким казакам, в лучшем случае, светила многолетняя каторга. Пьянство в среде сибирского казачества было недопустимо, пресекалось как моральными канонами казачьей общины, так и властью станичного правления и командования. Большой процент в уральском и сибирском казачестве составляли христиане-старообрядцы, которым по их верованию, употребление алкоголя и табака категорически было запрещено.

Отдельно хочется остановиться на вопросе веротерпимости.

Сибирское казачество включило в свой состав этносы, являвшиеся носителями различных вероисповеданий и культов, что естественно сказалось на сложившейся политике веротерпимости. Хотя преобладающую долю составляли казаки-христиане, принуждение к этой религии казаков другой веры отсутствовало. «Крещение» казаков из инородцев осуществлялось только по их осознанному желанию.

Политика уважительного сосуществования с коренным населением казахской степи диктовалось не только высшими директивами российской власти, но и была необходимым условием нормальной мирной жизни на местах, как казачества, так и переселенцев-крестьян. Унижение или оскорбление представителей другой религии было весьма осуждаемым в собственной среде.

Вот, для примера, будущий атаман Всевеликого Войска Донского Петр Николаевич Краснов в своих мемуарах пишет: «23 июня 1911 года состоялся Высочайший приказ о назначении меня командиром 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеева полка» (формировался из казаков 1-го отдела Сибирского казачьего войска с центром в г. Кокчетаве).

Одним из первых приказов полковника Краснова был приказ, направленный на повышение статуса рядового-казака, своего рода «Кодекс чести сибирского казака». Который гласил:

«Звание казака-солдата высоко и почетно. Государь Император носит воинское звание и есть первый солдат Российской Армии. Мы должны постоянно помнить и сознавать, какое высокое звание мы носим, и обязаны потребовать к себе должное уважение.

Казак, выходя из казарм в город, должен постоянно помнить, что он имеет честь носить мундир 1-го Сибирского казачьего Ермака Тимофеева полка, он должен быть чисто и строго по форме одет и всегда быть при шашке.

Казак должен быть вежлив и услужлив и вместе с тем сознавать свое высокое звание.

Казак никому не должен уступать дорогу, кроме господ офицеров и старших над ним казаков и солдат, стариков, женщин и детей, как русских, так и туземцев. Все остальные, кто бы они ни были, должны уступать дорогу казаку…».

Весьма интересные рассуждения по данному вопросу содержатся в мемуарах современника и участника событий Ивана Фёдоровича Бабкова под названием «Воспоминания о моей службе в Западной Сибири. 1859-1875 гг. Разграничение с Западным Китаем 1869 г.» (СПБ., 1912. – 575 с.).

Несколько слов о самом авторе. И. Ф. Бабков родился в 1827 г. в Петербурге и прибыл в Сибирь в 1857 г. в звании начальника 24-й пехотной дивизии. В 1859 г. был назначен обер-квартирмейстером корпусного штаба в Омске, а с образованием Сибирского военного округа в 1865 г. – помощником начальника штаба и с 1869 г. – начальником штаба округа. На этой должности он пробыл до 1890 г. В 1880-х гг. неоднократно исполнял должность Степного генерал-губернатора. С 1860 г. – действительный член Русского географического общества, а с 1877 г. стал первым председателем Западно-Сибирского его отдела, автор многих статей по географии Киргизской степи, организатор ряда экспедиций. В 1862 г. И. Ф. Бабков был полномочным комиссаром по разграничению с Западным Китаем, участвовал в таком разграничении и в последующие годы. Умер И. Ф. Бабков в 1905 г. в чине генерала от инфантерии.

И. Ф Бабков пишет: «Должно заметить, что если киргизы сделались магометанами, то этим они всецело обязаны русским властям…

В эпоху номинального присоединения этого народа к России только немногие из ханов и султанов его имели смутные понятия о догматах ислама. Ни одной мечети не существовало в киргизских степях, и ни один мулла не отправлял там общественного мусульманского богослужения. И если киргизы с тех пор действительно в значительной степени омусульманились, то благодаря тому единственно, что мы приняли их за мусульман и отпускали значительные суммы для постройки на линии мечетей. Неопровержимым свидетельством, что мусульманская пропаганда шла в киргизские степи со стороны России, служит то обстоятельство, что омусульманились в особенности киргизы, кочующие по соседству с нашими военными линиями, тогда как шаманизм сохраняется между теми из них, которые имеют свои кочёвки поблизости к Хивинским, Бухарским и бывшим Кокандским пределам, т.е. к настоящим мусульманским сторонам».

Это мнение наиболее компетентного современника той эпохи.

Мусульмане в составе Сибирского линейного казачества появились во второй половине 1840-начале 1850 гг. в результате зачисления в войсковое сословие части осевших в районе пограничных линий жителей-мусульман (в частности деревень Татарской (Ташкентской), Токушинской, Стеклянской) и переселенцев-мусульман из Саратовской губернии. Последние 264 чел., будучи почти все выходцами из одной деревни Алеевой Старо-Андреевской волости Кузнецкого уезда, в 1851 году были компактно поселены в казачьем посёлке Имантавский.

В 1853г. в Сибирском войске числился 261 казак-мусульманин мужского пола. Половина из них приходилась на 1-й полк (пос. Имантавский – 132 чел.). Вторая половина состояла в 3-х других полках: в 4-м (ст. Становая – 46 чел., ст. Петропавловская – 6 чел.; ст. Архангельская – 2 чел.), в 5-м (ст. Татарская – 50 чел., ст. Токушинская – 2 чел.) и в 8-м (ст. Семипалатинская – 18 чел., ст. Кокпектинская – 1 чел.). На тот момент последователи ислама составляли 0,7% сибирских казаков.

В 1852 г. казаки ст. Становой и пос. Имантавский подали прошение об избрании из их среды представителей духовенства с освобождением их от военной службы и с содержанием за счёт общин. Для решения этого вопроса в штабе Отдельного Сибирского корпуса был подготовлен свод правил, который был утверждён 29 января 1856 г. императором Александром II.

Согласно правил, знание Корана и религиозных обрядов казаком, избранным муллой или имамом, ещё до утверждения его в должности, проверялось в Оренбургском мусульманском духовном собрании. Казак-мулла освобождался от службы и содержался на средства общины.

Первым казаком-муллой был утверждён в 1856 г. в пос. Имантавский строевой казак Мухтаходдин Заитов, в 1857 г. в этом посёлке была построена мечеть. В ст. Становой и Татарский деревянные мечети были построены раньше.

Доля последователей ислама среди сибирского казачества возросла в 4 раза после зачисления в 1861 году в войско западно-сибирских городовых казаков. В 1863 г. среди последних насчитывалось 2406 мусульман обоего пола. В связи с этим численность казаков-мусульман в Сибирском казачьем войске составила более 3 тыс. человек, или 2,9% от общей численности. В 1868 г. все бывшие городовые казаки были исключены из войска. К 1870 г. число мусульман в войске составляло 853 мусульманина обоего пола (838 татар и 15 казахов), но в дальнейшем наблюдается рост численности этой категории: 1882 г. – 882 чел., 1900 г. – 1278 чел, 1914 г. – 136 чел.

Возвращаясь к другой исторической «неточности» г-на Садыкова, следует заметить, что описанный им и хранящийся ныне в Омске, как реликвия, фаэтон, в котором восседал царь Николай II во время своего второго приезда в этот город, ну никак не может соответствовать описываемому событию, так как Николай Александрович Романов бывал в Омске проездом всего один раз, осенью 1890 года, будучи в статусе цесаревича, а не царя, во время своего путешествия через Западную Сибирь на Дальний Восток и в Японию.

В рамках газетного формата, мною изложены мысли и факты, которые подкреплены историческими документами, что не сделано лжеправнуком Л. Г. Корнилова – М. Х. Садыковым, у которого все доказательства его слов как бы имеются где-то, но на обозрение не выставляются. Да и памятник Корнилову 6х15 метров, опять же с его слов, лежит готовый в сарае у некоего родственника (хотя деньги на изготовление памятника, на приобретение земли в Омске под него, г-н Садыков усиленно изыскивает, создав фонд в Омске и пытаясь найти меценатов у нас, в Казахстане).

Чем-то очень сильно эти манипуляции с памятью о Л. Г. Корнилове напоминают неумирающие сюжеты Ильфа и Петрова о многочисленных детях лейтенанта Шмидта и получаемых от этого статуса дивидендах.

В. М. Боргуль

Просмотров: 1675 | Добавил: Казак6923 | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
 ©2013-2024